Вопрос производительности
Еще в феврале 2014 года президент Владимир Путин провел совещание с учеными-экономистами о том, как вывести российскую экономику из ситуации стагфляции, и основной темой совещания стало создание механизмов повышения производительности труда. Представители Российской академии наук подготовили к встрече доклад, из которого следовало, что экономика России в состоянии выйти на ежегодные темпы роста в 6–8%, однако лишь при условии использования технического и интеллектуального потенциала страны. Согласно озвученным на встрече планам МЭР, главным приоритетом станет повышение производительности труда. В результате к 2018 году количество высокопроизводительных рабочих мест должно вырасти в полтора раза.
Как неоднократно заявлял министр экономического развития РФ Алексей Улюкаев, производительность труда в России отстает от мировых лидеров более чем в два раза. За один час работы в среднем в стране производится около $23–24 ВВП, рассчитанного по паритету покупательской способности. Это более чем на 60% ниже показателя в США, на 54% ниже, чем в Австралии, и вдвое ниже, чем в Великобритании. «Сильнее всего мы отстаем в промышленном производстве, где больше всего предприятий, находящихся в госсобственности, вынужденных нести социальную нагрузку», — отмечает аналитик ИК «Финам» Тимур Нигматуллин. По его словам, меньше всего по производительности труда в сравнении с США Россия отстает в отраслях розничной торговли и IT: различие фактически незаметно и составляет 10–15%. Как отмечает эксперт, рост производительности труда оказывает наиболее сильное положительное влияние на те экономики, в которых достаточно сильно загружены производственные мощности, — к таким странам можно отнести и Россию. В настоящий момент наши производственные мощности загружены примерно на 79%, что соответствует уровню США.
По официальным данным, производительность труда в нашей стране растет медленнее, чем зарплаты. Как отмечается в исследовании Росстата, с 2006 по 2012 год производительность труда в целом в РФ выросла на 19,3%, а оплата — на 47,8%. Для сравнения: в 2013 году производительность увеличилась на 1,8%, а в 2014-м — на 0,5%, то есть фактически перестала расти. Согласно исследованию McKinsey, в основном это связано с неэффективной организацией труда, использованием устаревшего оборудования, а также со структурными особенностями производства. «От эффективности использования ресурсов, в том числе материальных и кадровых, напрямую зависит себестоимость конечной продукции. Поэтому повышение эффективности производства является ключевым направлением во всем мире. Одним из факторов, влияющих на эффективность, является наличие и уровень развития комплексных систем автоматизации», — говорит Ян Сухих, руководитель экспертного отдела по автоматизированным системам Schneider Electric в России.
Многоуровневая система
Как объясняет Ян Сухих, комплексная система автоматизации обычно включает в себя четыре уровня. Первый уровень предполагает использование контрольно-измерительных приборов и исполнительных механизмов. На втором уровне предприятие подключает контроллерное и сетевое оборудование, в том числе с применением робототехники. Третий уровень представляет собой систему диспетчеризации. Наконец, четвертый уровень подразумевает системы оперативного управления производством — MES. Помимо этого на производствах могут использоваться лабораторные информационно-управляющие системы (LIMS), автоматизированные системы технического обслуживания и ремонта (CMMS), системы управления основными фондами (EAM), а также другие самые разнообразные узкоспециализированные программные продукты.
Каждый из уровней автоматизированных систем управления технологическим процессом (АСУ ТП) позволяет получить свои преимущества и является обязательным для построения следующего уровня. «Первый и второй уровни автоматизации позволяют получать данные о ходе технологического процесса, управлять им по заданным в ПЛК алгоритмам, обрабатывать блокировки и т.д.», — говорит Ян Сухих. По его словам, третий уровень позволяет создавать новые высокотехнологичные рабочие места, в частности для операторов технологического процесса: они могут следить за его ходом из диспетчерских и управлять дистанционно. Также эти системы ведут журналы событий, строят графики и выполняют многие другие функции. Четвертый уровень автоматизации — уровень оперативного управления производством, предназначен для помощи руководству предприятий: он позволяет оперативно получать информацию, необходимую для принятия быстрых и верных решений. Чаще всего он позволяет собрать в одной программе ключевые показатели эффективности производства в целом: время простоя технологического оборудования, качество продукции, исполнение плана производства и т.д. По словам Яна Сухих, на большинстве российских предприятий использование автоматизированных систем управления ограничивается только третьим уровнем автоматизации, что является неплохим показателем, но не позволяет отечественным игрокам двигаться дальше: «Западные компании уже давно начали внедрение MES-систем, и если мы хотим сохранить конкурентоспособность в будущем, то необходимо подтягивать уровень собственного производства».
Производительность труда прежде всего зависит от масштабов производства, степени разделения труда, а также используемых технологий. «В России производительность труда во многих отраслях значительно ниже, чем в развитых странах, поскольку в этих странах сильно развиты кооперация и торговля», — объясняет кандидат экономических наук, генеральный директор консалтинговой компании «Аркаим» Александр Дорофеев. По его словам, если компания Toyota выпускает около 10 млн автомобилей в год, а АвтоВАЗ — 1 млн, то и количество работников на производство одного автомобиля в Toyоta меньше из-за фактора масштаба. Поэтому в тех отраслях, где фактор масштаба важен, например в машиностроении, у России ниже производительность труда, а в тех, где он не столь важен, например в сфере услуг, разница небольшая. «Для более низкой средней производительности труда в России существуют естественные причины. В СССР производилось абсолютно все необходимое для жизни, при этом население было чуть более 200 млн человек, а со странами Варшавского договора доходило до 500 млн», — объясняет Александр Дорофеев. В то же время, по его словам, страны Европы, США и Азии создали международные технологические контуры, в которых входили до 1,5 млрд человек, то есть втрое больше, что позволило довести специализацию в системе разделения труда в этих странах до уровня гораздо более высокого, чем в СССР.
Не все отрасли
Сырьевая ориентация российской экономики отразилась и на распределении использования автоматизированных систем управления в разных отраслях. «Следует учитывать, что распространение АСУ ТП по отраслям крайне неравномерно, лучше всего ими оснащен сегмент нефти и газа. По остальным отраслям ситуация хуже и очень сильно зависит от конкретных компаний», — говорит Ян Сухих. К примеру, в РЖД сделали ставку на внедрение автоматизированной системы в области кибербезопасности. Во внедрении таких систем продвинулись также предприятия топливно- энергетического комплекса. «Обслуживание старого блока мощностью 180 МВт требовало штата примерно из 2,2 тыс. работников. Строительство на его месте современной парогазовой установки мощностью 450 МВт позволяет обходиться только операторами — три смены по два человека. То есть сокращение затрат на рабочую силу в некоторых случаях может быть стократным, хотя сразу в это трудно поверить», — говорит Георгий Ващенко, начальник управления операций на российском фондовом рынке ИК «Фридом Финанс». По его словам, за счет более высокого КПД и снижения затрат на персонал рентабельность производства в лучшие годы у внедривших такие системы компаний достигала 34% против 10–12% у энергетиков, использовавших паросиловые установки.
По словам экспертов, одной из существенных проблем в использовании АСУ ТП в России является отсутствие российских наработок в указанной области и очень низкий уровень локализации этого производства. «Обратная сторона процесса состоит в том, что современные технологии и оборудование, которые позволяют повысить производительность, в основном зарубежного производства. С учетом необходимости порой долгой растаможки запчастей, привлечения дорогих иностранных специалистов, а также обесценения рубля такая ресурсоэффективность в последнее время влетает в копеечку», — объясняет Георгий Ващенко. Более того, по его словам, часто импортозамещение фактически представляет собой локализованное производство по иностранным чертежам и с использованием импортных комплектующих. «Если пять лет назад строительство современной электростанции оценивалось примерно в $1500–2200 за киловатт мощности, то после обесценения рубля в два раза диапазон практически не изменился», — добавляет он.
Между тем спрос на автоматизированные системы управления только растет. И связано это с тем, что их внедрением активно занимаются и государственные заказчики. Однако они не хотят зависеть от иностранных поставщиков. Так, в августе 2014 года компания «Россети» поручила своим «дочкам» приостановить внедрение информационных систем АСУ ТП иностранного производства, чтобы снизить зависимость от импорта оборудования. В такой ситуации иностранные производители начали активно локализовать свое производство в России. В частности, в августе текущего года премьер-министр Дмитрий Медведев утвердил постановление о создании особой экономической зоны «Ступино Квадрат», а в сентябре немецкая высокотехнологичная компания Phoenix Contact первой заявила о планах стать ее резидентом. Компания собирается открыть на новой площадке завод по производству своих изделий, а также запустить центр компетенций, где будут создаваться разработки для всего евразийского рынка. По оценке компании, общий объем инвестиций составит около €10 млн.
