— Как вы отнеслись к решению Центробанка дать возможность оказывать услуги доверительного управления (ДУ) на инструментах зарубежных рынков?
— Очень положительно. Этот рынок существовал де-факто, несмотря на то что российским управляющим не было разрешено предлагать клиентам такую услугу. Инвесторы пользовались услугами зарубежных посредников, стратегии американских хедж-фондов приносили отличных доход в валюте. Только деньги, которые могли бы быть инвестированы в России, через отечественную компанию уходили на Запад, причем часто — в офшорные зоны.
— Что же заставит эти деньги вернуться в Россию?
— Возможность работать в российском правовом поле. Это очень важно для наших розничных инвесторов. Если у вас возник конфликт с зарубежным управляющим, вам нужно судиться с ним за границей. Если же договор заключен в рамках российского законодательства, спорные вопросы будут решаться в российском суде под контролем ЦБ РФ.
— Почему важны именно зарубежные торговые площадки? Что мешает инвестировать на российских биржах — тем более что на них можно купить и западные бумаги?
— Логика работы классического алгоритмического хедж-фонда принципиально отличается от дивидендных и арбитражных стратегий и даже от алгоритма, построенного на одной-единственной стратегии. Это сфера Quantitative investing — количественных методов инвестирования, которые принципиально не имеют ничего общего ни с техническим анализом, ни с фундаментальным. Это чистая математика. И здесь для достижения хороших результатов нужно одновременно задействовать огромное число стратегий с различным — но всегда положительным — математическим ожиданием результата. У нас их, например, сейчас четыре тысячи, у ведущих мировых алгофондов — десятки тысяч. Причем эти алгоритмические стратегии должны работать на сотнях и тысячах различных финансовых инструментов, максимально раскоррелированных друг с другом, то есть изменяющихся независимо. На нашем рынке такого количества инструментов просто нет.
Еще очень важен большой дневной объем торгуемых инструментов, чтобы не влиять своими операциями на рынок. Для сравнения: ежедневный объем торгов финансовых инструментов, используемых в нашей стратегии, составляет $100 млрд в день и более. Средний объем торгов фьючерса на индекс РТС на Московской бирже — около $1 млрд в день.
— Зачем нужно такое количество стратегий?
— В этом случае на нас работают математика и закон больших чисел. Все дело в положительном математическом ожидании совокупного результата множества стратегий на разных инструментах. У одной стратегии на одном инструменте просадка может длиться более 200 дней, но на пятилетнем горизонте стратегия покажет прибыль. При наложении друг на друга результатов нескольких тысяч некоррелированных стратегий возникает положительное матожидание: одни инструменты прибыльны, другие убыточны, но в результате — плюс.
При этом постоянно идет естественный отбор, неэффективные стратегии выбраковываются или дорабатываются, выживают только лучшие. На периоде инвестирования от года с долей вероятности, близкой к 100%, больше прибыли заработает именно такой алгоритмический фонд, нежели отдельная алгостратегия или успешный управляющий-человек.
— Как разрабатываются алгоритмы?
— В компании работают квантовые аналитики, математики — как правило, выпускники МФТИ и физфака либо мехмата МГУ, уже имеющие опыт в quant investment. У нас сейчас 47 таких сотрудников. Они специализируются в теории вероятности, теории игр, теории больших чисел и постоянно разрабатывают стратегии — ищут новые формулы, описывающие особенности поведения рынков, позволяющие предсказывать их динамику. На основе их расчетов программисты пишут алгоритм — торговую стратегию. Сначала его тестируют на исторических данных, потом — на текущих котировках. Если тесты пройдены успешно, запускают в работу на рынке, для начала — с малым лимитом. Все это время идет естественный отбор: ежемесячно сто новых роботов попадают «в штат», сто — «увольняются».
— На каких рынках работают эти роботы?
— Торгуем на 15 биржах в 14 странах: фьючерсы на страновые индексы, на сырье, на валютные пары, на ценные металлы, фьючерсы на облигации, сельхозпродукцию, нефть и нефтепродукты. Очень важно, чтобы эти инструменты минимально коррелировали между собой. Потому что, если они связаны, возможна ситуация, когда на всех рынках неожиданно возникнет однонаправленное движение против всех стратегий. Кстати, в этом еще одна сложность работы алгоритмических фондов на российском рынке. У нас три более или менее ликвидных фьючерсных контракта: на индекс РТС, на пару доллар/рубль и на акции Сбербанка. И котировки по ним часто двигаются в унисон, что делает невозможным нужную диверсификацию алгоритмов.
— Какова минимальная и оптимальная сумма подобных инвестиций?
— Для розничных инвесторов мы установили минимальную сумму $100 тыс. в рублях по курсу ЦБ.
— Не много ли для понятия «розница»?
— Для алгоритмических стратегий на мировых рынках из-за высокого — $15–20 тыс. на каждый фьючерсный контракт — гарантийного обеспечения такая сумма необходима, чтобы максимально соответствовать требованиям регулятора — Банка России — к совпадению результата управления для каждого клиента. Все деньги розничных инвесторов поступают в наш единый алгоритмический фонд. И еще есть продукт, рассчитанный на управляющих private banking и family office. В этом случае мы можем подключить нашу стратегию на счет партнера. И тогда наши партнеры могут оказывать своим клиентам услугу доверительного управления от своего имени. Требования к размеру «партнерского» счета — $5 млн в рублевом эквиваленте и выше.
— С такими деньгами можно нанять собственного управляющего или разработчиков роботов.
— Можно все. Есть талантливые управляющие и трейдеры. Но человек может быть два-три года успешен, а на четвертый все потерять. Он может заболеть, фатально ошибиться, потерять интерес к работе и т.п. А тут на вас работают четыре тысячи «управляющих». Но для них тоже не гарантировано «место работы» — в среднем алгоритмы успешны полгода-год, выживают только сильнейшие.
Кроме того, это весьма капиталоемкий бизнес. На Западе входной билет на этот рынок сейчас оценивается в $100–150 млн и минимум два года кропотливой работы. В России, наверное, почти на порядок ниже, но все равно это немалые деньги. У нас только оборудование серверной комнаты стоит больше $2,5 млн, на этом рынке необходимо использовать только самые передовые технологии.
Ну и, конечно, ключевой фактор — сотрудники. Разработчики торговых стратегий — штучные специалисты, собрать хорошую команду непросто, на это уходят годы. И нужно, чтобы команда постоянно работала, «кванты» отсеивали неэффективные стратегии и создавали пучки новых, чтобы программисты писали алгоритмы, чтобы был эффективный риск-менеджмент и т.д. Мы за год тестируем промежуток в десять миллиардов лет — исходя из количества стратегий, переменных в формулах и длины тестового периода для каждой их них. Именно таким образом выявляются устойчивые и потенциально прибыльные алгоритмы.
Алгоритмический фонд — это не волшебный грааль, не горшочек «вари-вари», это ежедневная кропотливая работа сотен людей.
— Сейчас обсуждается разделение российских инвесторов по различным категориям. На ваших клиентах это скажется?
— Нет, у нас продукт только для квалифицированных инвесторов.
— Тем не менее по новым правилам вы должны предупреждать клиентов о рисках, даже квалифицированных инвесторов.
— Разумеется, предупреждаем. Показываем результаты нашей работы — у нас с 2011 года проводится ее аудит, объясняем, какие бывают просадки, возможные периоды потерь, ведь в периоды малой волатильности рынка алгоритмические фонды работают в ноль и даже могут показывать просадку до 10–15%. И наоборот, при высокой волатильности стратегии становятся супердоходными. Кроме того, объясняем, что не нужно вкладывать в подобные стратегии весь инвестиционный портфель. Для нас идеален клиент, у которого общий объем инвестиций близок к $1 млн. Из них, например, $200–300 тыс. — в недвижимости, $600–700 тыс. — в евробондах или акциях, в которых он уверен. И еще $100–200 тыс. — в алгоритмической стратегии. Такой клиент меньше нервничает, умеет пережидать периоды просадок стратегии. И зарабатывает в итоге больше. В среднем у нас годовая доходность в несколько раз больше максимальных просадок.
