— Доля госсектора в экономике России в 2021 году достигла исторического максимума в 56,2%. Таковы данные аналитического фонда «Центр стратегических разработок», оценка включает компании с госучастием, сектор госуправления и унитарные предприятия. В 2000 году доля госсектора в экономике составляла чуть более 30%. В чем причина тренда и насколько эффективно в последние годы управление бизнесом с госучастием со стороны чиновников?
— Тренд связан с обострившейся геополитической нестабильностью и обусловленными ею экономическими рисками, что привело к необходимости принять оперативные меры по защите активов российских организаций и поддержать стабильное развитие различных ведущих отраслей экономики. Усиленный контроль за стратегическими активами со стороны акционера в лице государства позволяет эффективно вырабатывать и принимать решения по наиболее значимым корпоративным вопросам управления организациями. Контроль реализуется прежде всего через представительный состав органов управления, обладающих соответствующими компетенциями, а также через такой важный механизм управления, как директивы. Представляя собой письменные указания правительства /Росимущества, директивы определяют позицию акционера-государства в процессе управления государственными компаниями, а также устанавливают порядок голосования представителей Российской Федерации в советах директоров организаций по наиболее значимым вопросам корпоративного управления.
Проще говоря, через директивы государство запрашивает необходимую ему информацию и доводит свою волю до менеджмента госкомпаний. У этого инструмента на практике есть две главные функции: во-первых, отстаивать интересы государства при принятии важнейших решений, а во-вторых, выступать важным механизмом совершенствования корпоративного управления. Увеличение директив в этом году связано с рядом причин, но главная, конечно, «новая реальность», которая потребовала изменения многих ранее существовавших подходов.
— Прямые указания государства бизнесу, хоть и с госучастием, — это разве не тяжелое наследие советской системы управления экономикой?
— Мне кажется, скорее, мы имеем дело с навязыванием нам двойных стандартов. Часто я вижу один и тот же парадокс у наших либералов. Директивы правительства критикуют за то, что это «рудимент командно-административной системы управления» и «главный тормоз нормальной работы совета директоров». Но как только речь заходит о директивах Евросоюза, то это, оказывается, уже не диктат (хотя они обязательны для всех стран-участниц), а «инструмент гармонизации законодательства». Как говорится, «это другое»?! На самом деле, у директив нашего правительства и ЕС очень много сходного. В любом случае это юридически обязывающий документ, издаваемый вышестоящим органом для исполнения нижестоящим, в котором обозначается результат, который необходимо достичь к определенному сроку.
В моем понимании директивы государства — это инструменты консолидации бизнеса. Государство видит стратегическую картину, понимает цели на длительную перспективу и ставит задачи исходя из этого. У частного акционера такого широкого видения нет. Более того, его сиюминутные интересы могут противоречить долгосрочным интересам бизнеса или страны.
— Чем чревато невыполнение таких указаний?
— Нормативно ответственность за неисполнение директив никак не закреплена. В то же время у государства есть инструменты воздействия при неисполнении. Безусловно, государство имеет возможность обратиться в суд, чтобы взыскать с члена совета директоров убытки, произошедшие вследствие неисполнения директивы.
— По каким вопросам государство считает необходимым озвучить свою позицию?
— По закону это достаточно широкий перечень. Ключевые моменты — увеличение уставного капитала общества путем допэмиссии, размер дивидендов по акциям и порядок выплаты, одобрение крупных сделок, избрание исполнительного органа и главы совета директоров. Все это относится как раз к первой функции директив — сохранению контроля государства за ними. Если говорить о стратегическом видении ситуации, есть достаточно общий пункт постановления правительства РФ № 738, где, в частности, прописано, что директивы могут быть посвящены «также иным вопросам в целях исполнения поручений и указаний президента РФ, поручений председателя правительства РФ или первого заместителя председателя правительства РФ».
— Что имеется в виду?
— Очень разные вопросы — от обеспечения цифровой трансформации до импортозамещения, от учета интересов малого и среднего бизнеса в закупках до оперативной реакции, скажем, на санкции. Уже в начале марта, к примеру, правительство поручило представителям интересов РФ инициировать заседания советов директоров, чтобы не штрафовать поставщиков и подрядчиков, которые не смогли вовремя исполнить свои обязательства из-за ограничительных мер со стороны недружественных государств.
— Правительство может издать предписания практически по любому вопросу. Не приводит ли это к тому, что госкомпании просто не успевают выполнять десятки новых инструкций?
— На начало прошлого года в отношении АО с госучастием действовало более 50 директив. И по различным поручениям президента и правительства они взаимоувязаны. Госкомпании тратят время и ресурсы на выполнение порой устаревших распоряжений и отчетность по ним, даже если их исполнение противоречит бизнес-целям: например, ежегодное сокращение операционных затрат на 2–3% в течение нескольких лет без учета инфляции, в ущерб безопасности и т.д. Именно поэтому год назад было принято постановление правительства о так называемой директивной гильотине. Оно наделило российский Минфин правом инициировать снятие с контроля утративших актуальность директив. В общем, мы видим, как механизм директивного управления совершенствуется. Как исполнители, мы это чувствуем.
— В итоге чего больше в госуправлении такого рода — плюсов или минусов?
— Я глубоко убежден, что эффективность директивных указаний была бы значительно выше, если бы законодатель предусмотрел ответственность чиновников, которые готовят эти документы, наравне с членами советов директоров или иных коллегиальных органов управления. В целом же надо понимать, что директивы — это всего лишь инструмент. А каким он будет — эффективным или не очень, зависит от тех, в чьих руках он находится. Со своей стороны в последние годы я вижу движение в правильном направлении.
