— Как текущий кризис влияет на рынок страхования жизни, изменилось ли отношение клиентов к этому сегменту?
— Так получилось, что я уже второй кризис переживаю, работая со страхованием жизни. В 2008–2009 годах я был гендиректором компании «Капитал Страхование жизни» и могу сказать, что в кризис наблюдается четкая тенденция: люди чаще начинают страховать жизнь. Дело в том, что в нестабильное время, даже имея недвижимость и другие активы, нельзя быть уверенным в том, что это все можно быстро и выгодно продать, даже в случае крайней необходимости. Кроме того, в кризис подключается медицинский фактор — к сожалению, активно растет количество инфарктов, инсультов. К тому же при потере кормильца его семья сталкивается с тем, что не может поддерживать привычное качество жизни.
Наследства нужно ждать полгода, а страховая компания платит сразу. После предыдущего кризиса люди стали лучше понимать риски нестабильного времени, и могу сказать, что только с начала года мы продали полисов страхования жизни на 5 млрд руб. По этому показателю мы уже перевыполнили план и можем уверенно говорить, что спрос на такие продукты выше, чем предложение.
— Какие продукты пользуются наибольшим спросом?
— Сейчас это инвестиционные программы страхования, которые мы предлагаем в нескольких вариантах. Например, мы выпустили программу «Медицина будущего», ориентированную на индекс акций крупнейших фармацевтических компаний. Кроме того, есть программа, привязанная к индексам крупнейших глобальных корпораций. Как правило, в инвестиционном продукте клиент платит всю сумму сразу, как при депозите, и ждет от нее доход. А в накопительном страховании оплата премий страховщику растянута на годы. Это более сложные продукты — пенсионные программы, детские. Например, я на себе тестировал программу страхования жизни «Долго и счастливо» — это, по сути, накопление средств на достойный уровень жизни на пенсии, и в результате сам купил ее и себе, и супруге. Идея такая: за все 15 лет программы в первые пять лет мой платеж максимальный, во вторые пять лет — меньше, в третьи пять лет — совсем немного (может, мне надоест работать к этому времени, мало ли). Так вот, затем идет рента, а если я не доживаю до определенного возраста, компания осуществит выплату моим родственникам. По таким программам уже требуются объяснения, их предлагают наши продавцы — работники страховой компании. И я могу быть уверен в том, что с деньгами ничего не произойдет, что нельзя сказать про депозиты в банках с большими процентами. У скольких подобных организаций ЦБ уже отозвал лицензии.
— Но ЦБ может также отозвать лицензию у страховщика…
— Риски по страхованию жизни, как правило, перестрахованы у крупных мировых игроков — Swiss Re, Partner Re, Munich Re и др.
— Не боитесь, что санкции в отношении России перекинутся на ограничения по перестрахованию рисков простых граждан?
— Вы знаете, такого количество обращений перестраховщиков, как сейчас, у нас не было никогда. Они регулярно бывают в нашем офисе. Мы же еще занимаемся рисковым страхованием жизни. Сделали онкологический продукт «Управляй здоровьем», который возможно купить до 75 лет, а в случае получения опасного диагноза программа действует еще три года после окончания срока действия полиса. Конечно, мы перестраховали программу на Западе, мы фактически способствуем появлению платежеспособного и защищенного клиента для российской индустрии здравоохранения, что позволит поддержать лучшие клиники и врачей в сложное время. Это было событие на рынке. Сейчас, когда крупные западные страховые компании покинули российский рынок, у западных перестраховщиков практически никого тут не осталось для работы, они рискуют закрытиями представительств, поэтому идут к нам. Мы оценили, что в Swiss Re быстро согласились участвовать в перестраховании, и мы вместе оперативно сделали наш продукт — такая скорость не очень свойственна швейцарцам в принципе.
— Какой процент в портфеле компании рисков кредитных клиентов?
— Вот тут очень большая смысловая путаница. Накопительное и инвестиционное страхование жизни к кредитам не имеет никакого отношения, это намного ближе к депозитам. Те риски, которые заемщик страхует при получении кредита, — это риски несчастного случая. Большинством это считается страхованием жизни, но это не накопительная жизнь. По рискам несчастного случая мы являемся лидерами рынка, в том числе благодаря банкострахованию, — сборы за девять месяцев 2015 года составили 13,2 млрд руб.
А те 5 млрд руб. сборов, о которых я говорил выше, — это продажи клиентам, в том числе владельцам депозитов ВТБ24, инвестиционного страхования жизни. Сумма премий по рискам заемщиков значительно выше, потому что мы этим занимаемся уже много лет, а продукты по жизни продаем только с сентября 2014 года.
— Как вы оцениваете ситуацию с диктатом банков для страховщиков по размеру комиссии за портфель рисков кредитных клиентов? Компании на рынке не скрывают, что до 80% премий по договорам им приходится возвращать банкам.
— Любое страхование жизни традиционно было агентским. В агентской схеме по страхованию жизни есть принципиальное отличие от продажи других продуктов — каско, например. Каско — годовой продукт, жизнь — длинный. И во втором случае агенту выплачивается в первые пять лет максимальная комиссия, потому что вы, как компания-продавец, как будете его искать через 20 лет, чтобы вручить ему очередную порцию комиссионных? Почему именно речь идет про выплату в первые пять лет? Потому что именно на протяжении этого срока клиенту невыгодно разрывать договор страхования жизни со страховщиком, так как выкупная сумма — та, которую он получит при расторжении, — будет сильно меньше внесенных средств. А теперь представьте, что в роли агента выступает банк. Почему для него условия должны быть другими?
— То есть у вас нет претензий по теме?
— Абсолютно. В этом виде страхования это традиция, хоть в Америке, хоть в Японии, везде в мире. Агент получает комиссионные сразу. Со временем, по мере действия договоров после первых пяти лет, эта тема изживет себя.
